Хюррем, наложница из Московии - Страница 148


К оглавлению

148

Хюррем растерялась. Интересно, зачем еще посылать Рустема в Амасью? Они оба должны были оставаться вдалеке от этого дела. Падишах должен был верить в их полную непричастность. А поездка Рустема в Амасью сейчас могла нарушить все их планы. Малейшая ошибка ее зятя, любое слово, которое по неосторожности сорвется с его губ, могли в одно мгновение все погубить. Нужно было предупредить Рустема, прежде чем он отправится в путь. Хюррем немедленно поднялась и направилась во дворец своей дочери в Юскюдаре.

Приехав, она крепко наказала дочери: «Передай своему мужу, чтобы стоял на своем: Мустафа невиновен. Это он должен говорить там и тут. Пусть доказательство теперь придет само. Он пусть ни во что не вмешивается».

Михримах ничего не поняла и растерянно смотрела на нее. Мать рассердилась:

– Ты, пожалуйста, не будь глупой, а передай все, как я сказала, своему Рустему. Иншаллах, он меня поймет.

Хромой Садразам, конечно, все понял. С такими наставлениями он отправился в путь. В план нужно было внести небольшие изменения. Раз уж он сам ехал в Амасью, то доказательства должны были прибыть из другого места и предстать прямо перед Сулейманом. Это обойдется Рустему дороже, но другого выхода нет.

Кроме мелких изменений, все остальное шло как по маслу. Учитель шехзаде Мустафы Сюрури Мехмед-эфенди долго хвалил перед падишахом Мустафу, совсем как приказала Хюррем Султан.

Визири, которые отправились в Амасью до Рустема, как и предполагала Хюррем, поклялись, что наследник престола невиновен и верен отцу. Один из них сказал Мустафе: «Османская империя нуждается в вас». В ответ на что Мустафа накинулся на него со словами: «Что ты за паша такой, эфенди? Ты носишь у себя на плечах кафтан, который пожаловал тебе мой отец, и смеешь говорить про него дурное. Как тебе не стыдно? Мы молим Аллаха о том, чтобы Сулейман Хан был здоров, а мы бы ему служили, а если потребуется жизнь, пожертвовали бы ради него. Пусть власть будет запретной для Мустафы, пока отец жив».

Когда султану Сулейману доложили об этих словах, он тихо сказал: «Мой доблестный сынок!» Он благодарил Аллаха – страхи оказались напрасными, и его подозрения тоже.

На какой-то момент, казалось, все успокоилось. И, казалось бы, даже шехзаде Джихангир, который так возмущался обвинениями в адрес брата, успокоился и забыл о произошедшем. От волнения за брата Джихангир разболелся. Сулейман очень любил своего младшего сына и, как только убедился, что Мустафа невиновен, поспешил в покои Джихангира, чтобы лично ему об этом сообщить. Джихангира мучил жар, но, когда он увидел отца, лицо его просветлело. Хюррем сидела в изголовье и самолично меняла ему на лбу повязки, смоченные в уксусе, чтобы сбить жар.

– Что происходит, Хюррем?

– У шехзаде сильный жар, повелитель.

Джихангир что-то очень тихо прошептал. Когда падишах склонился над ним, чтобы расслышать его слова, он с неожиданной силой схватил отца за руку. Обливаясь потом, он с широко раскрытыми глазами смотрел на руку Сулеймана. В глазах его читался страх.

– Протяни руку, матушка, – прошептал он Хюррем. Точно так же, с широко раскрытыми глазами, смотрел он и на руку матери, а затем соединил их руки вместе и забылся. Когда они вгляделись в его лицо, то заметили, что он плачет.

До того момента, пока из Токата внезапно не прискакал сипахи Шемси-паша, Сулейман и Хюррем не отходили от постели своего младшего сына. Они даже вместе ездили на могилу к мечети Эйюп Султан, чтобы вместе помолиться о здоровье молодого шехзаде, и раздали там щедрую милостыню. Затем они отправились в усыпальницу-тюрбе, которую главный архитектор Мимар Синан построил для могилы шехзаде Мехмеда, и долго пробыли в ней.

Примчавшись со всех ног из Токата, Шемси-паша доложил, что он привез очень срочное и важное известие и что ему немедленно нужно лично к падишаху.

Кошмар начался снова.


Новость была ужасной. Шехзаде Мустафа просил помощи у шаха Тахмаспа, чтобы свергнуть своего отца-султана с престола.

Падишах от ярости не находил себе места. «Никогда! – кричал он, – Мустафа никогда не осмелится на подобную дерзость!»

Он все никак не мог поверить. Мустафа – и просит помощи у главных врагов Османов! Раньше небо упадет на землю, чем такое произойдет.

Шемси-паша вытащил из-за пазухи коробочку и протянул Сулейману.

– Вот доказательство!

Падишаху казалось, что горы обрушились на него. Он принял из рук паши коробочку с опаской, словно бы она могла обжечь ему руки. Вынул лежащий в ней кусочек пергамента, развернул и прочитал.

– Тебе дал это Рустем-паша?

– Мы узнали, что Садразам-паша подъезжает к Амасье. Но так как я хотел как можно скорее сообщить об этом вам, то мы отправились через горы и с ним разминулись.

– Наш зять об этом не знает?

Шемси-паша с досадой посмотрел на падишаха: «Я решил, что такое никто раньше повелителя видеть не должен. Так что, если бы мы даже и встретились с Садразамом-пашой, я бы ему ничего не сказал. Если я допустил ошибку, то моя шея тоньше волоса».

– Как это попало к тебе в руки?

– Нам сообщили, что два шахских посланника в одной из деревень пытаются обратить в шиизм население, и мы сразу поспешили туда. Тех двоих нам удалось поймать. Один из них погиб в схватке. Второго мы серьезно ранили. На допросе он признался, что той ночью должен был встретиться с гонцом от Мустафы Хана. Я не очень-то поверил, что у нашего шехзаде могут быть какие-то дела с шахскими соглядатаями, но на всякий случай мы устроили западню. Когда появился гонец от нашего шехзаде, я поймал его своими руками.

148