Хюррем, наложница из Московии - Страница 29

Она подошла к Александре и указала ей на ее одежду: «Раздевайся».

Александра растерялась: «Что?»

Женщина показала, что делать, сняв с себя кафтан.

Александра попыталась было дать понять, что не станет раздеваться перед чужими. Если нужно, чтобы она помылась, то калфы должны оставить их вдвоем с Мерзукой.

Ее попытки противоречить начали злить обеих служанок. Когда Гюль попыталась Александру раздеть, разразился настоящий скандал. Поднялся жуткий крик. На этот крик прибежали еще две чернокожих калфы. С четырьмя служанками девушка сражалась отчаянно, но справиться, конечно, не смогла. Александра с Мерзукой остались стоять на мраморном полу в чем мать родила. Уставшие от перепалки служанки не обращали большого внимания на Мерзуку, но изящным и белоснежным, как слоновая кость, телом Александры залюбовались. Кожа ее была такого цвета, какой бывает луна в ясную погоду. Сетарет-калфа только и приговаривала: «Машаллах, машаллах».

Пунцовая от смущения Александра пыталась прикрыться руками, но рук ей не хватало. От взглядов женщин ей делалось совсем не по себе. «Будьте вы все прокляты! – прокричала она, зажмурившись и разворачиваясь к ним спиной. – Черные ведьмы, настоящие черные ведьмы».

Ее горевшее огнем тело завернули в тонкую прохладную ткань. Руки Гюль тщательно закрепили ткань на девичьей груди. Взгляд черных глаз был внимателен и сосредоточен. Александре все это было невероятно противно, и она пыталась с отвращением увернуться от грубых твердых рук женщины.

Женщина опустилась на колени и взяла девушку за маленькие ножки. Подняв одну за тонкую щиколотку, она ловко одела на нее деревянную сандалию. То же самое проделала с другой ногой, и Александра оказалась на высоких деревяшках.

Завернутая в пештамал Мерзука наконец подала голос, сделав несколько неуверенных шагов в деревянных сандалиях.

Сетарет-калфа подошла к большой двери с огромным деревянным кольцом и открыла ее. Оттуда ворвался столб пара.

Александра медленно зашагала к двери, неуверенно переставляя ноги в деревянных сандалиях. Каждый шаг был неловким. Казалось, сандалии вот-вот свалятся с ног, их нужно было постоянно поправлять. Что за глупая мысль, шагать по мокрому мрамору на деревяшках? Какие странные обычаи у этих османов.

Держась за руки, обе девушки, не без помощи Гюльбеяз-калфы, добрались до входа в хамам. В лицо им ударил банный жар. Посреди хамама, под высоким куполом, красовалось мраморное возвышение. Александра села на горячий мрамор и посмотрела на купол. В куполе были разноцветные круглые окошки, но они давали мало света. Гюльбеяз сходила в холодную комнату, где только что раздевала Александру, и принесла два фонаря. Сетарет-калфа помогла Александре подойти к раковине. Открыв блестящий медный кран, она налила в мраморную резную раковину воды. Наполнив водой медный таз, она вылила воду девушке на голову.

Действо продолжилось при участии Гюльбеяз. Александра попыталась объяснить, что она в состоянии помыться сама, но все было тщетно. Сильная женщина сняла с себя кафтан и рубаху и отбросила их в сторону. Александра растерялась, когда увидела перед собой огромное черное женское тело. Ей стало стыдно, она попыталась отвернуться. Гюльбеяз принялась намыливать ее грубыми резкими движениями, словно стараясь причинить ей боль, и в какой-то момент ловким движением дернула за край пештамала и сорвала его.

Бедная Александра, совершенно оглушенная всем, что с ней делали, и особенно горячей водой, вылитой ей на голову, от страха ничего не заметила. И только когда взгляд Гюль потеплел, она заметила, что пештамала на ней больше нет. Калфа с восторгом рассматривала ее. Александра опомнилась, схватила пештамал и завернулась в него. Мокрая ткань соблазнительно прилипла к ней, показав все потаенные красоты ее тела. Затем она оттолкнула калфу, сбросила сандалии и пошла босиком к двери. Сетарет и Гюльбеяз что-то яростно кричали ей вслед, но Александра, с трудом открыв тяжелую деревянную дверь, уже была в холодной комнате.

Их поселили в гареме в покоях для новеньких. Сетарет показала на два небольших тюфяка, лежавших на полу комнаты, в которой было еще семь или восемь женщин. Все протесты Александры кончились тем, что служанка яростно ущипнула ее за руку, а женщины в комнатушке подняли галдеж. Сидя на своих тюфяках, они пронзительно выкрикивали что-то на непонятном языке. Одна девушка со светлыми волосами, сидевшая на первой у входа кровати, даже бросила в Александру свою туфлю. Та не замедлила ей ответить. Туфля тут же улетела к хозяйке. Если бы рядом не было Сетарет, то первая ночь Александры в гареме закончилась бы ужасной потасовкой. В конце концов она уселась на тюфяк, крепко сжимая в руках сумку с приданым, которую никто не мог у нее отобрать, и горько заплакала.

Она чувствовала себя беспомощной, усталой и злой. Натянув на голову одеяло, она захлебнулась плачем. Плакала она долго и все никак не могла успокоиться. «Здесь не дворец, а настоящая тюрьма. Кто меня спасет из этой тюрьмы?» – думала она, поливая слезами подушку. Рядом не было Тачама Нойона, и некому было вытащить саблю с рукоятью в виде головы волка, чтобы защитить ее.

Она стала настоящей рабыней в османском дворце, куда приехала с такими грандиозными мечтами. Ее побили, раздели, унизили, оскорбили, как настоящую рабыню, из тех, что продают на рынке. А что еще можно сделать с рабыней? Достаточной ли платой за все унижения были нарядные одежды и туфли, которые их заставили надеть, когда они вышли из бани? «Мне ничего этого не нужно», – думала Александра. Сейчас она мечтала о грубых постолах, которые самолично шил для нее Тачам Нойон.