Хюррем, наложница из Московии - Страница 33

Некоторые рассказы Екатерины заставляли Руслану краснеть до ушей.

– Если попадешь к повелителю, то молись, чтобы после первой ночи простыня оказалась нечистой. Тогда Сюмбюль-ага возьмет ее и покажет Валиде Султан.

– Зачем?

– Затем, что это благая весть, дорогая моя. Это значит, что повелителю досталась чистая девушка. Если она подарит падишаху ребенка, то станет Хасеки.

– Что такое Хасеки?

– Ну как же ты можешь совсем ничего не знать. Хасеки – это возлюбленная Султана.

– А если простыня окажется чистой?

– Тогда, даже если ты родишь ребенка, ничего не изменится. Ребенка у тебя заберут, а тебя выдадут за первого встречного и выгонят из дворца. Чтобы стать возлюбленной повелителя, нужно хранить чистоту.

Руслана была совершенно сбита с толку всем тем, что она узнала.

Например, болтать было смертельно опасно. Екатерина однажды сказала: «Во дворце самое опасное – разговоры». Оказывается, у каждой стены, у каждой двери были уши и каждый следил за каждым.

– Ты должна держать рот на замке, моя дорогая. Здесь разговаривают только в самой крайней необходимости. Даже о потребностях своих и то говорят знаками.

Все произошло внезапно. Однажды Сюмбюль-ага подошел к ней и повел в маленькую потайную комнату под лестницей. Там он принялся целовать ее, гладить по плечам, по груди и по спине. «Отпусти меня!» – пыталась вырваться Руслана. Но ее попытки сопротивляться только распаляли его. Задыхаясь, он прогворил: «Перестань ломаться, московитка. Если я не замолвлю о тебе слово, то ты здесь отцветешь и состаришься. Даже лица повелителя ни разу не увидишь».

– Ты хочешь получить взятку, Сюмбюль-ага?

Тот попытался поцеловать ее в губы, что-то бормоча. Руслана отворачивалась от мокрых поцелуев, но его руки были такими сильными, что сопротивляться ему было невозможно.

– Если я сделаю то, что ты хочешь, то ты сделаешь так, чтобы повелитель меня увидел? Расскажи ему обо мне так, чтобы он сразу влюбился.

Задыхаясь, Сюмбюль-ага прорычал: «Хорошо». Руслана готова была сдаться ему, но все равно продолжала отбиваться: «Поклянись. Дай слово. Произнеси клятву».

Сюмбюль сгорал от нетерпения и, сжимая девушку своими сильными черными руками, выдохнул: «Обещаю. Клянусь. Ну давай же».

Значит, вот как просто управлять мужчиной.

– О чем это ты поклялся? Пока не скажешь – не сдамся.

– Я так расскажу о тебе повелителю, что он перестанет смотреть на кого-либо, кроме тебя. Клянусь.

– Когда?

– Не позднее чем завтра я представлю тебя Валиде Султан.

– Ты клянешься?

– Клянусь.

Руслана вспомнила, что Екатерина советовала ей поломаться, но недолго. Она опустилась перед евнухом на колени.

Когда все закончилось, она сказала сама себе: «Клянусь, со мной такого больше никогда не произойдет».

В тот день она впервые сама подошла к Сетарет-калфе: «Отведи меня в баню». Ей было противно оттого, что она сделала. Она чувствовала себя нечистой. Неужели так будет продолжаться и впредь?

Руслана уже было праздновала победу, как вдруг столкнулась с неожиданной трудностью. Трудность оказалась черноволосой и черноглазой, гибкой и статной. Звали гречанку Деспина. Как и Руслана, находилась она в покоях для новеньких. По ее рассказам, она поступила во дворец на несколько месяцев раньше Русланы. Она утверждала, что ей тринадцать лет, но никто этому не верил, потому что тело ее выглядело более развитым, чем у Русланы. И грудь, и бедра были, как у взрослой женщины. Мерзука как-то сказала: «Если хочешь знать мое мнение, мне кажется, что ей уже восемнадцать зим миновало».

По поводу возраста Деспины долгое время ходили разные слухи, но сама девушка была хороша. Вообще-то и Руслану в гареме считали красивой. Некоторые говорили, что у нее некрасивые рот и нос, но говорили они это скорее из зависти, а не потому, что так думали на самом деле. Но уж от Деспины нельзя было глаз оторвать. Когда она шла, то казалось, что плывет над полом. Ее оливковые глаза могли свести с ума кого угодно. Правда, она не умела пользоваться своей красотой. В ее глазах не видно было ни страсти, ни коварства, ни желания. Она просто была красивой и все. В гареме ее прозвали «Елена Троянская». Она была очень способной. По-турецки заговорила мгновенно, с удовольствием играла на пузатом сазе, называя его базукой, и распевала красивые греческие песни. Мелодии были нежными. Вероятно, повелителю и понравились бы когда-нибудь их переливы и однажды он пригласил бы Деспину к себе в покои и попросил бы спеть. Но Руслана была уверена, что этого не произойдет. Сулейман должен был выбрать только ее. Как только он ее выберет, Руслане останется сделать так, чтобы он ни на кого, кроме нее, больше не смотрел. Она должна очаровать Сулеймана.

Тайная война русской и гречанки, продолжавшаяся в покоях для новеньких, однажды совершенно неожиданно стала явной – как раз в тот день, когда Руслана была приготовлена и собрана, чтобы пойти в покои Валиде Хафзы Султан. Внезапно одна из служанок увидела, как Руслана вцепилась в волосы Деспины, которая в свою очередь отвешивала ей тумак за тумаком. Что же произошло? Никто не знал. Даже сильных рук Сетарет-калфы и Гюльбеяз было недостаточно, чтобы унять выдиравших друг другу волосы, царапавшихся девушек. Руслана выкрикивала ругательства по-русски, Деспина – по-гречески, иногда вставляя в речь турецкие ругательства. Обе сыпали одинаковыми угрозами: «Я тебя убью! Я тебя прикончу, как собаку!» И, будто бы собираясь сразу претворить сказанное в жизнь, вновь и вновь с яростью бросались друг на друга. Когда стало понятно, что усилий Сетарет и Гюльбеяз недостаточно, прибежало еще несколько темнокожих служанок, но и им не удалось разнять дерущихся. Деспина орала: «Московитская шлюха!», и крик был слышен во всем гареме. Руслана вцепилась гречанке в горло. «Повтори, если сможешь!» – кричала она, сжимая сопернице горло.