Хюррем, наложница из Московии - Страница 72

– Как, я? – изумилась она.

– Конечно, ты. Покажешь нам, как умеешь ездить на коне и добывать пропитание.

– Но там же столько мужчин!

– Ничего, все получится прекрасно. Ты наденешь мужское платье, чтобы тебя никто не узнал.

Так она и поступила, надела мужскую одежду, лицо закрыла. И уже на первой охоте поразила своим мастерством и султана Сулеймана, и главного сокольничего Ибрагима, и пашей, и беев. То, как она держалась в седле, то, как мастерски умела стрелять из лука, то, как могла мчаться за зверем быстрее ветра, прижавшись к коню, впечатлило даже бывалых охотников. Сулейман не поверил глазам, когда Хюррем на полном скаку подстрелила косулю. «Смотри, главный сокольничий, – прокричал он Ибрагиму, – такой молоденький парень, а уже тебе соперник».

Ибрагим прекрасно знал, что этот всадник на самом деле Хюррем Хасеки, впрочем, об этом знали все, кто был на охоте, но каждый делал вид, что ни о чем не догадывается. Ибрагим отозвался: «Я всегда об этом говорю, повелитель. Наш господин не имеет себе равных в умении выбирать. Простите меня, но я даже не мог себе представить, что вы примете настолько мудрое решение, выбирая себе товарища для охоты».

Эти слова понравились повелителю, а Ибрагим повернулся в сторону Хюррем, которая, сидя верхом, внимательно слушала их разговор.

– К тому же все, кому благоволит наш повелитель, наверняка будут нам не соперниками, а по меньшей мере товарищами. И мы не будем соперничать ни нашими знаниями, ни нашими умениями.

Хюррем, несмотря на все еще плохое знание языка, поняла, что крылось в этих словах: ненависть, угроза, даже стремление унизить. Но Сулейман кивал с довольным видом, как будто ничего не заметил. Ибрагим не увидел ненависти, мелькнувшей в глазах Хюррем. Если бы он заметил ее, то сразу бы понял, что обзавелся непримиримым врагом.

«Ну что ж, посмотрим, грек несчастный, – сказала Хюррем себе, поднимая лошадь в галоп. – Посмотрим, какие знания и умения у нее, Хюррем. Посмотрим, чья возьмет».

Той ночью султан Сулейман обрушился на нее любовной бурей. Ибрагим был прав, он, Сулейман, хорошо умел выбирать. Султан еще раз подумал о том, как правильно поступил, предпочтя Хюррем Гюльбахар.

Но события развивались не так, как хотелось Хюррем. Падишах не перестал проводить целые ночи за беседой с Ибрагимом у него в доме, из окна которого виднелись зеленые острова Мраморного моря и бесподобные виды Босфора. Много ночей проводила Хюррем в одиночестве, изнывая от тоски и гнева, но всякий раз засыпала, не дождавшись любимого. Она старалась не показывать никому ни своего гнева, ни своего разочарования. Когда падишах приходил, то она радостно бросалась в его объятия, покрывая его жаркими поцелуями. Она ни разу не пожаловалась и не спросила, не наскучила ли она повелителю, ни разу не попеняла она ему, что он проводит много времени с любимчиком Ибрагимом. Только однажды одинокой ночью Хюррем спросила себя: «Чего ты хочешь? Любви или власти?» Собственный ответ поразил ее: «Власти и силы!» Однако власть, как и любовь, требовала терпения. «Мне придется набраться терпения, – говорила она себе. – Власть стоит этих страданий».

XXXIII

Однажды ночью Хюррем подскочила на кровати от криков. «О повелитель! О повелитель!» – в коридорах гарема слышались взволнованные голоса. Когда к голосам добавился звон мечей, она поняла, что прибежала еще и стража. Значит, произошло что-то серьезное. Ведь стража в гареме была делом совершенно невиданным. Что же произошло? Сердце ее заколотилось от волнения. Среди всех голосов она разобрала голос начальника стражи: «Повелитель! Повелитель!»

Мерзука и другие служанки тоже проснулись. Пока Сетарет-калфа пыталась зажечь лампу, другие девушки без толку носились с криками из комнаты в комнату.

Суматоха за дверями усиливалась. Среди множества мужских голосов послышался и высокий женский голос главного евнуха Сюмбюля. «Ну-ка ш-ш-ш, тихо, уходите, немедленно уходите! Не смейте нарушать тишину гарема! Гнев повелителя…»

Его высокий голос, полный страха, растворился в гуле мужских голосов. «Ну-ка прекратите визг», – цыкнула на служанок Хюррем, выбираясь из кровати. Эмине тут же надела на нее утренний кафтан, который подарила ей Валиде.

Низкий голос прогремел: «Повелитель! Пришла весть из Крыма!»

– Из Крыма?

Стук сердца на мгновение заглушил для Хюррем все остальные звуки. Неужели из Крыма, не верилось ей. Ведь Крым был так близко от ее родины, от ее родных полей.

Начальник стражи опять прокричал: «Посланник крымского хана ждет приема, повелитель! Он требует, чтобы вы его приняли немедленно, говорит, что привез для повелителя мира такие важные новости, что их надо сообщить сейчас же, а если это не так, то пусть ему отрубят голову. Он твердит только это, и больше ничего».

Хюррем прижалась ухом к двери, чтобы слышать, о чем говорят, и пыталась разобрать слова. Что это за важная весть такая, чтобы будить среди ночи самого султана Сулеймана?

В этот момент она услышала голос главного сокольничего Ибрагима: «Ну-ка замолчите немедленно, безбожники!»

Голоса тут же стихли. От звуков его голоса Хюррем как ошпарило. Значит, пока она здесь спит в одиночестве, он находится рядом с падишахом! «Ах ты, греческая свинья!» – пробормотала она. Значит, султан Сулейман вновь ломал голову над картами у себя в комнате вместе с проклятым греком.

– Вы совсем стыд потеряли? – продолжал Ибрагим.

Послышался высокий голос Сюмбюля-аги, который попытался было ответить: «Я же их предупреждал…» Но Ибрагим перебил главного евнуха: «Разве можно так врываться в покои падишаха? Что за бесстыдство! Разве вы не знаете, что наказание за вторжение в гарем, за нарушение его тишины и покоя – голова? Если известие, которое доставили из Крыма, не такое важное, берегитесь. Так и знайте. На ваши головы падет гнев падишаха».