Хюррем, наложница из Московии - Страница 98

Повитухи хотели взять младенца у Хюррем из рук, чтобы передать отцу, но Хюррем не разрешила: «Шехзаде его отцу должна вручить только его мать».

Она протянула младенца султану: «Повелитель, ваша покорная рабыня Хюррем преподносит вам знак своей любви».

Сулейман взял ребенка на руки. Взгляд его изменился. Он внимательно и изумленно разглядывал младенца. Младенец почувствовал взгляд и захныкал.

В комнате все молчали, наблюдая за сценой знакомства отца с сыном. Пока Сулейман разглядывал сына, Хюррем пыталась унять волнение. Почему Сулейман до сих пор молчит? Почему до сих пор не обнял младенца и не назвал его своим шехзаде? Почему не позволил выйти служанкам? Ему хотелось, чтобы они стали свидетельницами! Свидетельницами чего?

Сулейман внезапно повернулся к Хафзе Султан: «Вы правы, матушка. Мой шехзаде очень похож на Хюррем Ханым. Видит Аллах, мы долго молили о том, чтобы родился ребенок, похожий на Хюррем. Благодарение Аллаху, так и произошло!»

Сулейман показал ребенка Валиде: «Посмотрите, матушка! Эти золотистые волосы со временем станут такими же рыжими, как у Хюррем. А эти глаза? Они похожи на море, совсем как у его мамы. Глаза его матери в свое время очаровали нас. Глядя в них, мы словно бы слышали шум волн. А посмотри на глаза малыша! Глядя на моего шехзаде, так и хочется мечтать о море».

Какие прекрасные это были слова! Хюррем еле слышно прошептала: «Повелитель очень милостив к своей рабыне». Валиде Султан тоже счастливо улыбалась: «Однако, повелитель, лоб и брови у малыша явно ваши. А еще взгляд. Он уже сейчас властно смотрит, совсем как его отец».

Сулейман еще раз посмотрел на малыша. Валиде была права. Лоб младенца был таким же широким, как у него. Брови были светлыми, но их форма напоминала его собственную. Он внимательно всмотрелся в глаза сына. «Он действительно смотрит, как маленький падишах», – согласился Сулейман.

Султан Сулейман повернулся к Хюррем. В это время младенец заревел. Сулейман обнял и поцеловал малыша в щечки. Усы и борода падишаха укололи нежную, как шелк, кожицу малыша, и тот зарыдал еще громче. Сулейман не обратил на это никакого внимания. Он поднял младенца над своей головой и произнес:

– Слушайте, смотрите и не говорите, что не видели и не слышали. По милости Аллаха наш сын пришел в этот мир. Нашего первого шехзаде мы нарекли Мустафой, чтобы он прославлял пророка Мухаммеда. Нашего второго шехзаде мы нарекли Мехмедом в честь нашего великого деда, осуществившего тысячелетнюю мечту ислама, погрузившего Византию в пучину истории. А сейчас Всевышний милостиво ниспослал своим рабам еще одного сына. Благодарение Аллаху, этого сына мы нарекаем Селимом, с тем, чтобы его имя было памятью нашему отцу, нашей данью любви к нему.

Сулейман повернулся к присутствующим. «Немедленно созовите муфтиев и хождей! – счастье звенело в голосе падишаха. – Пусть нашему шехзаде прочитают на ухо азан. Пусть гонцы и глашатаи отправятся во все стороны. Пусть сообщат моим воинам и моим подданным, что на свет появился шехзаде Селим Хан! Пусть раздают всем халву и шербет. Пусть все молятся за моего шехзаде».

– Шехзаде Селим Хан! – произнес он, подняв голову. – Твой великий предок, Фатих Султан Мехмед Хан, твой великий прадед султан Баязид, наш отец, удостоившийся рая, Явуз Селим Хан… Пусть попросят они Аллаха даровать долгих лет жизни нашему шехзаде!

«Собаки так и плодятся! – первое, что сказала Гюльбахар, узнав, что Хюррем родила еще одного сына. – Так и плодятся! Вы только посмотрите, вокруг только и разговоров, что об ее щенках. Значит, собаки теперь плодятся и в гареме».

Слуги, которые слышали эти слова, думали: «Горбатого могила исправит». Все про себя осуждали Гюльбахар. «Разве можно так говорить о детях самого падишаха? Султан Сулейман был по-настоящему благородным человеком, раз до сих пор не отдал Гюльбахар в руки палача за подобные слова», – думали слуги.

Гюльбахар и сама знала, что совершает ошибку, и к тому же ошибку смертельную. Но сдержаться она не могла. Хотя она знала, что ее острый язык и ревность еще больше отдаляли ее от Сулеймана, она не могла остановиться в своем гневе. Молчать у нее не получалось. Даже служанки у нее за спиной осуждающе перешептывались:

– Ты слышала, что она сказала?

– Лучше бы мне не слышать. Я не поверила своим ушам. Разве можно так говорить за спиной о женщине, которая получила от нее такие побои, но ни словом не пожаловалась падишаху и даже молила ее простить?

– Э-э-э, хатун, ты, наверное, не знаешь, что значит иметь что-то, а потом потерять.

Когда эти сплетни достигли ушей Гюльбахар, она принялась злословить еще больше. А потом вспомнила и о красной розге, с которой теперь не расставалась. Колотя служанок, она выговаривала им:

– Ну-ка, скажите мне, будете ли вы еще сплетничать за спиной у Гюльбахар Махидевран Хасеки? Будете или нет?

Служанки, терпевшие побои, проклинали ее, но вслух говорили: «Ну что вы, госпожа! Помилуйте нас, госпожа». Служанки каялись и божились, но сплетни по-прежнему не стихали. Теперь сплетничали о том, что султан Сулейман вообще не отходит от Хюррем Хасеки. А Гюльбахар подслушивала эти разговоры, тайком проливая слезы.

– Видит Аллах, эта девушка родилась в Ночь предопределения, – говорил кто-то, и Гюльбахар сразу догадывалась, что речь идет о Хюррем. – Разве можно быть такой удачливой?

– Как же так? Что, Хюррем вновь ждет ребенка? – отвечали со смехом. – На сей раз наша точно не вынесет.

– А куда ей деваться? Правда, Хюррем, как видно, специально не унимается, чтобы нашей стало совсем невмоготу.