Именно так и было. Хюррем и в самом деле была на краю гибели.
«Прости меня за все», – прошептала Хюррем своей подруге Мерзуке. Они подошли к дверям зала для приемов. Глаза татарки были на мокром месте, но она сдерживалась. Сегодня никто не должен был плакать – ни Хюррем, ни ее служанки. Все они должны были высоко держать голову, как и их госпожа. С колотившимся сердцем Хюррем переступила порог зала.
Каково же было ее изумление, когда внутри она увидела Хафзу Султан и ее дочь. Значит, Сулейман собирался наказать ее у них на глазах. Зал был огромным, высоким, с пышно украшенным потолком. Мать с дочерью сидели посреди зала, за инкрустированной перламутром решетчатой ширмой, поставленной, как видно, здесь торопливо, на время. Хюррем не придала этому никакого значения. Значит, сюда придут и мужчины. Неужели сам Ибрагим будет смотреть на то, как ее выгоняют? Наверное, да. Наверное, Сулейман не смог бы совершить такого шага без присутствия своего любимого паши. Кто знает, как обрадуется Ибрагим, увидев ее поражение. Но ничего, греческий шакал никогда не увидит моих слез, я не доставлю ему такой радости.
Внезапно она занервничала: «Зачем были нужны все эти церемонии? Неужели в этом дворце отъезд в ссылку – тоже торжественный ритуал? Неужели, когда падишах отправлял в ссылку Гюльбахар, все было так же?» Подумав об этом, Хюррем почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
Мужчины, женщины, все вместе в одном зале, разделенном решеткой. «Это суд, – с ужасом подумала она. – Сулейман собирается меня судить». Да, все было похоже на суд. Сейчас он зачитает перед всеми ее грехи и огласит приговор: «Хюррем приговаривается к ссылке, ее лишают права видеться с детьми». Или ее приговорят к смертной казни?
Валиде и Хатидже Султан совершенно растерялись, увидев Хюррем здесь, да еще и в белом. Они тоже не понимали, зачем нужна решетка посреди зала. Хафза Султан догадывалась, что ее сын решил выслать Хюррем и ее детей из дворца, но к чему тогда такие приготовления.
В глазах Хюррем не было никакого страха. Она стояла с гордо поднятой головой. Прекрасная и величественная. Только бледная.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Валиде Султан, улыбнувшись. – Здорова ли ты? Храни тебя Аллах.
Хюррем ответила на эти слова слабой улыбкой. Хатидже Слутан тоже улыбнулась: «Мы привыкли видеть тебя другой, Хюррем». Хюррем села рядом с ними, а Хатидже думала: «Кто бы что ни говорил, Хюррем мать четверых султанских детей. Я ее люблю». Ее мысли обратились к брату: «Если ты решил ее прогнать, то прогоняй, но зачем же тогда позвал сюда нас? Чтобы мы были свидетелями низкой сцены? Разве можно так оскорблять женщину, которая подарила тебе четверых детей?»
Высокая дверь, доходившая до потолка, вновь открылась, и вошла Семиха. Увидев супругу Искендера-паши, которая недавно приходила к ней искать покровительства, Хюррем почувствовала, что готова сквозь землю провалиться. Сулейман зовет сюда совершенно чужих людей, чтобы перед ними решать дела своей семьи?
– Что вы здесь делаете, Семиха Ханым? – спросили ее женщины.
– Видит Аллах, я не знаю. Из дворца прибыли слуги и велели немедленно прибыть.
Семиха тоже была растеряна и с недоумением смотрела на облаченную в белое Хюррем. Их обеих одновременно озарила одна и та же догадка. Должно быть, шпионы Ибрагима донесли об их встрече падишаху. Сейчас падишах предъявит им и это преступление.
По другую сторону решетки послышались разговоры. Семиха Ханым, увидев в отверстия, что один из вошедших – ее супруг, сильно заволновалась. Однако Искендер-паша выглядел очень спокойным. Он стоял рядом с другими визирями и тихонько о чем-то беседовал. Между тем вошел Ибрагим-паша. На голове у него красовался огромный тюрбан великого визиря. Хюррем видела его лицо. Он был очень доволен, потому что явно знал, что сейчас произойдет. Ибрагим неспешно приветствовал других визирей и даже раскланялся с Искендером-пашой, которого считал своим врагом.
В душе у Хюррем, наблюдавшей за тем, как гордится собой и радуется Садразам, бушевала буря. «Аллах, – подумала она, – помилуй меня, не допусти этому человеку увидеть мой позор».
По голосам визирей и пашей, собравшихся в зале, было ясно, что никто из них тоже не понимал, зачем их здесь собрали. Каждому из них падишах приказал явиться лично. И каждый из них был изумлен, увидев здесь других. Решетка, установленная посреди зала для приемов, так же вызывала изумление. Что делала эта решетка посреди зала с позолоченным троном, который повелитель использовал для того, чтобы показать иностранным послам свое величие и силу своего государства? Решетка означала присутствие женщин. Но зачем? И каких женщин? Этого тоже никто не знал.
Только Ибрагим не придавал решетке никакого значения. Должно быть, падишах решил объявить о том, что он прогоняет Хюррем из дворца, а также поговорить здесь о других государственных делах, хотя это и было немного необычным. За решеткой, должно быть, сидела Хюррем. Наверное, падишах пожелал, чтобы Хюррем слышала и видела, как он будет выносить ей вердикт. А может быть, московитке предстоит собственными ушами услышать свой смертный приговор.
Все в зале волновались. Лишь Хюррем почему-то вдруг успокоилась. Ей не хотелось ни о чем думать. Она давно все решила. Без своих детей она отсюда не уедет. Если ей суждено выйти отсюда живой, она выйдет только со своими детьми. «Ну же, – подумала она, – Сулейман, говори, что собирался, и покончим с этим».
Хатидже Султан гадала, куда отправят Хюррем. В Манисе сидела Гюльбахар, так что либо в Кютахью, либо в Амасью. Хатидже было очень грустно: «Зачем же Хюррем так обидела падишаха?»