Хюррем, наложница из Московии - Страница 156

156

Теперь Сулейману было шестьдесят три года. Борода его давно поседела, и красный свет факелов, светивший со двора, играл на ней отблесками пламени. На нем были черная, расшитая серебром, рубашка и черные шаровары.

Хюррем прошептала: «Повелитель…» – и замерла в поклоне.

Увидев, что жена не двигается, ожидая его, он направился к ней и обнял ее за плечи. Пламя факелов со двора отразилось и в глазах Хюррем.

– Почему ты такая бледная? – спросил он ее.

Хюррем и вправду была очень бледна. Он поднес руку ей ко лбу.

– У тебя жар. Нужно немедленно позвать лекаря.

– Для вашей покорной рабы Хюррем ваши внимание и нежность – лучшее лекарство. Не беспокойтесь, наверное, мы простудились.

Падишах подошел к окну и сел на длинный широкий диван. «Иди сюда», – позвал он ее. Хюррем подошла и села рядом с мужем. За прошедшие годы ее прекрасное тело пополнело.

– Твой Сулейман Хан стареет, Хюррем.

Хюррем тут же прикрыла рукой губы мужа: «Совершенно нет. Вы несправедливы к себе. Пусть жизнь моего повелителя будет очень долгой, а правление – бесконечным. А тот, кто злословит, пусть будет наказан. Вы прекрасны и сильны, как лев, повелитель».

Падишах засмеялся. Точнее сказать, это был не смех. После всех пережитых ими несчастий она больше никогда не слышала прежнего заливистого смеха Сулеймана.

– Ты неправа. Я устаю, сидя на лошади. У меня болит спина, ноют плечи. Ноги подводят меня. Главный лекарь только и твердит, что их нужно мазать мазью. А мне на коня не влезть, не слезть с него. И ты меня еще львом называешь?»

– Сегодня мы увидели вас на белом скакуне, и вы были так прекрасны, что нам показалось, что мы ослеплены вашим сиянием. Вы так величественно восседали на коне в соболином кафтане, что мы растерялись.

Сулейман поцеловал свежую, несмотря на возраст, щеку жены: «Хюррем, это просто соболиный кафтан и огромный тюрбан. Кафтан скроет холод моего сердца, а тюрбан спрячет снег, выбеливший мне волосы. Вот и все величие».

Хюррем поднесла руку мужа к губам, а падишах поцеловал ее маленькую белую ручку.

– Мой меч залежался в ножнах. Все тоскуют по войне. Зачем нужен падишах, если он все время сидит во дворце? Так постоянно твердят янычары.

– Повелителю виднее. Нам кажется, что сплетников нужно наказать. Отрубить несколько голов непокорным.

– Янычары правы. Войско существует для военных походов. Нам нужны новые завоевания, чтобы мои верные янычары, сипахи, акынджи перестали бедствовать и нищим раздали милостыню.

Сулейман внимательно посмотрел на жену и добавил: «Вчера я не поленился посчитать, ровно тридцать восемь лет прошло. Когда мы взошли на престол, опоясавшись мечом, дети наши были маленькими, но сейчас они все уже стали отцами».

Он погладил Хюррем по руке: «Легко ли сказать, целых тридцать восемь лет править таким огромным миром, отвечать за покой и порядок. Но теперь я устал, Хюррем».

Хюррем заволновалась. Что это означало? О чем он хотел сказать? Он что, готовился отречься от престола и передать его Селиму? Или хотел с ней о чем-то посоветоваться? Или в чем-то ее подозревал? Пока она так размышляла, Сулейман продолжал:

– Иногда по ночам я думаю, что твой путь должен закончиться, Сулейман Гази. Оставь дела государства шехзаде Селиму. Отойди в сторону. Смотри, что будет.

Хюррем почувствовала дрожь. Необходимо срочно вмешаться. Но она прекрасно знала Сулеймана. Сейчас нужно терпеливо слушать. Сейчас нужно ждать последнего слова. Сулейман еще не сказал того, что собирался.

– Но ты же знаешь, что наш наследник любит женщин больше османского государства. Вместо того чтобы вместо нас отправиться в поход на Сигитвар, он предпочитает пить в обществе наложницы из Венеции, которую ему подарил Хайреддин-паша. Как ее зовут, эту девушку? Нур…

– Нурбану.

Селим, Селим! Их непутевый сын! С того самого дня, как казнили Мустафу и падишах объявил наследником престола Селима Хана, как Хюррем ни пыталась его уговорить передать трон Баязиду, падишах твердил одно: «Таков закон». А сейчас, должно быть, произошло что-то такое, что вынудит его отменить решение.

– Что ты, Сулейман, ты несправедлив к нашему сыну! У кого в молодости ветер в голове не гуляет? Да, Селим витает в облаках, он неопытен. Но у него в жилах течет кровь великого султана Сулеймана, перед которым дрожит весь мир.

Сулейман серьезно посмотрел на Хюррем.

– Вино у него течет в жилах, – горько сказал падишах.

Хюррем пыталась хранить беспечное выражение лица.

– Ни о чем не беспокойтесь, повелитель. Когда наступит время, Селим проявит и мудрость, и смелость, достойные вас.

– Ты так думаешь? Когда я был в его возрасте, наша слава была не в объятиях бабы, а на поле боя. А наш шехзаде теряет голову от каждой встречной красавицы.

– А кто не знает, каким любителем красавиц был в свое время наш повелитель? Разве вы забыли, как пытались аккуратненько положить нам на плечо платок? Даже ваша покойная матушка, да будет земля ей пухом, поразилась вашей ловкости. И к тому же и Лала Мустафа-паша, и ваш новый слуга Соколлу, как поговаривают злые языки, ни одной красотки не пропустят. И, конечно, наш шехзаде, ваш сын, во всем будет похож на вас.

Хюррем склонилась над выложенным перламутром столиком и налила себе и мужу из хрустального кувшина шербета с фисташками. Попрыскала на руки мужу и себе розовой водой.

– Не пытайся защищать сына, – сказал Сулейман. – Пусть шехзаде Селим и мой сын, но говори, что хочешь, он на меня не похож ни волосами, ни бородой, ни характером. Даже народ называет моего шехзаде «рыжий Селим». Как я могу оставить трон Селиму, которого каждый янычар зовет – Селим-пьяница? Как странно распорядилась судьба.

156