Хюррем, наложница из Московии - Страница 48

Помощник Сюмбюля-аги Джафер теперь спал на тюфяке перед ее дверью.

Руслана не могла дождаться вечера с того дня, когда они разговаривали с султаном. После того как отзвучал вечерний азан и в гареме все улеглось, она пела песни. Пела ли она громче, чтобы голос ее достиг Сулеймана, пройдя сквозь все решетки, коридоры, двери и стены, или Джаферу только так казалось? Она пела еще прекраснее, еще чувственнее. В этом голосе соловья было все – тоска, любовь, ненависть, гнев, мольба и гордость. Джафер никак не мог понять, в чем его очарование. В гареме по вечерам пели многие девушки, но после того, как петь начала Руслана, все замолчали. А ведь он слышал много прекрасных голосов до того, как она появилась. Но ни один из них так не увлекал за собой, как голос Русланы. Слушая ее, Джафер уносился мыслями далеко – туда, куда манили его чарующие далекие тени. Потом тени исчезали, и перед его глазами вставали бескрайние просторы Судана. Он видел мальчика, который носился в тени финиковых пальм посреди песчаного моря. Кем был этот мальчик? Он сам? Джафер вытерал слезы и засыпал. А мальчик снился ему. Мальчик бегал в тени деревьев до самого утра.

Голос Русланы долетал до покоев падишаха. Как только султан Сулейман, который весь день провел с визирями в подготовке к походу на Родос, услышал его, он совершенно забыл о черной каменной крепости родосских рыцарей. Он пытался забыть о своем горе – смерти в Манисе первого сына, шехзаде Махмуда. Шехзаде было только девять лет. Он родился, когда Сулейман был санджак-беем в Кафе. Когда шехзаде родился, Сулейман и сам был почти ребенком, в сердце его не было теплых чувств к Махмуду, но смерть сына всегда является сильным ударом. Хвала Аллаху, шехзаде Мустафа оказался настоящим львенком. Падишах поднял рюмку перед ярко горевшим в очаге пламенем. Слушая голос девушки, то повышавшийся, то понижавшийся, иногда стонавший и моливший, иногда бившийся, словно птица, иногда ласкавший, словно мать, а иногда шаливший, словно ребенок, он медленно задумчиво смотрел на алые языки пламени, плясавшие в вине.

«О Аллах, как прекрасен голос этой девушки из Московии, – подумал он. – Как ее зовут? Александра…» Продолжения ее имени он не запомнил… Но ведь она просила называть ее Русланой, разве не так? В его мыслях место родосской крепости постепенно заняло лицо Русланы. Какая у нее красивая улыбка! От ее улыбки, казалось, комнату наполнял особый свет. А ямочки на щеках? Какая она хорошенькая с этими ямочками. Он вспомнил глаза Русланы и так и не смог понять, синие ли они или зеленые. И в самом деле, какого цвета были ее глаза? Какие они бездонные, сколько в них скрытого смысла.

Песни Русланы часто были полны тоски и грусти. «Почему бы ей не грустить, – подумал султан Сулейман. – Кто-то украл девушку, увез ее из родного дома. Кто знает, что ей довелось пережить! Какие страдания она перенесла!»

Он беспокойно пошевелился на ложе и подумал, что впервые размышляет о жизни девушки до того, как она попала в гарем. Он очень этому удивился. Да, у наложниц когда-то были семьи. Их преподносили в качестве подарка, но что было до этого в их жизни? Девушек не спрашивали, просто увозили и все. Пиратские суда, работорговцы… Некоторые благородные семейства отправляли своих дочерей в гарем в качестве подарка по их собственной воле, так им хотелось получить покровительство падишаха. Так в гарем, например, попала его мать. Такой же была и Гюльбахар Хасеки. Они стали жить во дворце по воле своих семей. Ну а остальные?

Эта мысль усилила его беспокойство. Он поднялся, подошел к камину. Жар камина обнял его тело. Глотнув вина, он вновь прислушался к голосу Русланы. Интересно, была ли она довольна, что находится здесь? Почему бы ей и не быть довольной, ведь кто не захочет попасть в гарем к правителю огромной империи, повелителю мира, султану Сулейману? Она непременно была довольна. Но если так, то почему у нее такие грустные песни? Какое чувство гнетет ее, какое чувство заставляет эти рыдающие мелодии срываться с ее губ? «Это все тоска», – пробормотал молодой падишах, ложась на привезенную из Индии тигриную шкуру перед очагом. Девушка, должно быть, тосковала по тому, что осталось у нее в прошлом.

«Так устроен мир, – попытался обмануть он себя. – Если бы Руслана сегодня не оказалась здесь, кто знает, куда и к кому она бы попала. Я сам спрошу у нее. Если она хочет уехать, то я отпущу ее. Пусть возвращается в свою страну к своей семье, если это принесет ей счастье». Сулейман решил так и сделать.

Пока падишах предавался размышлениям, слушая голос Русланы, Гюльбахар Хасеки металась у себя в покоях, мучаясь от ярости и тоски. От злости она наказала всех своих служанок. Заметив, что девушки приоткрыли дверь, чтобы лучше слышать голос Русланы, она пришла в ярость. «Ах вы безбожницы! – кричала она. – Где это видано, чтобы дверь в покои Хасеки Султан была открыта? Что здесь, постоялый двор?»

Крики Гюльбахар были слышны по всем коридорам. Рядом с прекрасным голосом Русланы визги надрывавшейся Хасеки казались еще более отвратительными. Но Гюльбахар не замечала, что гнев и ревность уродуют ее, роняют ее достоинство и дарят новые возможности ее врагам. А ведь повелитель еще даже не позвал соперницу к себе в покои!

Все знали, почему так гневается Гюльбахар. Она отправила три письма падишаху, но ни на одно не получила ответа. Повелитель уже три дня ни разу не спускался к ней. Хафза Султан тоже перестала ее звать. Гюльбахар бесило, что султан Сулейман вслед за Валиде ходил в покои для наложниц. Как такое может быть? Эта мысль не давала ей покоя. Сам великий падишах, отец моего сына шехзаде Мустафы Хана, идет, чтобы посмотреть на какую-то наложницу, и разговаривает с ней, не стесняясь, при всех! Да что там разговаривает – еще и хвалит! Пусть голос у нее красивый, но не до такой же степени, чтобы потерял голову весь гарем. Что такого красивого в этом голосе? У нас голос вовсе не хуже.